Михаил БАРЩЕВСКИЙ: «ЗАРПЛАТА ОБЛАСТНОГО СУДЬИ ДОЛЖНА БЫТЬ ВЫШЕ ЗАРПЛАТЫ ГУБЕРНАТОРА»

Недоверие к судебной системе в России имеет исторические корни. Он поэтического вопроса: а судьи кто? до басманного правосудия — два века. Сегодня на стакан апельсинового сока я пригласил полномочного представителя правительства в Конституционном, Верховном и Арбитражном судах Михаила Барщевского.

— Михаил Юрьевич, как-то странно получается. Россия семимильными шагами движется в светлое будущее. Вроде экономические реформы, административные реформы, а когда речь заходит о правосудии, то сразу всплывает — «басманное правосудие».

— Басманное правосудие есть, увы. Но помимо него есть и нормальное. Вопрос в соотношении. Если бы басманного правосудия была одна десятая процента, то не было бы проблем.

— А что вы называете «басманное правосудие»?

— Это вопрос, на который можно сутками отвечать. Нормальное общество построено на разделении властей. Это все выучили.

Но все забыли о принципе равновесия властей. И если одна из ветвей власти оказывается менее сильной, чем две другие, то разрушается вся конструкция. А судебная власть в России вообще несчастная власть. Не успевает она возникнуть в 1864 году и как-то начать развиваться, как грохает 17-й год. После 17-го года мы про судебную власть вообще не говорим. А потом, вспомните историю с Конституционным судом в 93-м году. Что тогда сделал Конституционный суд? Он с политическими заявлениями выступал? Нет. Он сказал, что Указ 1400 не соответствует Конституции. Он выполнил свою работу.

— Напомню, что речь идет о конфликте между президентом Ельциным и Верховным Советом…

— Да, да. И что? Потом Конституционный суд пару лет не работал. А ведь суд вообще — основа основ государства, общества, экономики, в конце концов.

По моему глубочайшему убеждению развитие экономики без хорошей судебной системы невозможно. Я заметил одну интересную связь: расцвет экономики в любой стране происходит спустя два-три, максимум пять лет после реальной судебной реформы. Связь очень простая. Я не буду вкладывать деньги, если они не защищены в первую очередь от государства. Во вторую очередь от конкурентов, и в третью очередь — от преступников. Но в первую очередь — защита от государства. От исполнительной власти.

— У нас хорошие законы приняты, я их прочел, я их видел. А как они будут применяться на практике? Ведь все решает председатель суда. И он за свои решения практически не отвечает, неприкасаемый такой…

— Да, У нас в прессе много пишут о неприкасаемости судей. Но это миф. И уголовные дела против них возбуждают, и прекращают судейские полномочия, отзывают. Председатель областного суда переназначается каждые шесть лет Указом президента. А ведь президент его не знает. Президенту готовят документы на судью тек же чиновники администрации, от областной до высшей. Соответственно, куда и на кого председатель суда ориентирован? Хочет он или не хочет, а головка-то невольно склоняется перед исполнительной властью. Сделайте очень простую вещь. Чтобы председателей избирали сами судьи. И тогда у нас появится независимый суд.

— Михаил Юрьевич, а судьи, они кто?

— В основном — бывшие прокуроры и следователи. В меньшей степени бывшие адвокаты. И в еще меньшей степени бывшие корпоративные юристы. А ведь ментальность закладывается с молодых ногтей.

— Да, здесь слово «ментальность» приобретает двоякое значение.

— Интересное лингвистическое наблюдение. И есть еще судьи, которые относятся к своей профессии, как к бизнесу. Слава Богу, их немного. Есть судьи, которые относятся к своей профессии, как к служению. В высоком смысле этого слова. К сожалению, их тоже не очень много.

— Михаил Юрьевич, какой процент оправдательных приговоров в современной России?

— До введения суда присяжных — один процент или 0,1 процента…

— Издевательски низкий.

— Да. С моей точки зрения, изначальная проблема не в суде, а в прокуратуре. Когда один институт возбуждает уголовное дело, сам расследует, сам надзирает за расследованием, сам поддерживает обвинение в суде, сам обжалует приговоры суда и потом еще сам отслеживает, хорошо ли сидит тот, кого посадили. И сам делегирует своих бывших сотрудников в судьи. Вот почему я и говорю о суде как о страховочном механизме, который пока таким не стал, если говорить глобально.

— Но когда народ в качестве присяжных вмешивается в процесс, процент оправдательных приговоров резко возрастает.

— Дело не только в присяжных. Народ вообще в становлении судебной системы сегодня играет колоссальную роль. Народ сегодня гордый стал. Он свои права хочет защищать. Люди стали ходить в суды, обжаловать решения судов, они стали доставать судей, которые от них отмахиваются, отпихиваются. Больше 50 процентов обращений в Конституционный суд идет от простых граждан. И очень большое количество дел решается в пользу простых граждан.

— Но чтобы дойти до Конституционного суда, надо пройти, испытать на себе весь наш бюрократизм и бесправие простого человека. И потому люди ищут самый простой способ — дать взятку.

— Как вы отнесетесь к тому, что у нас в Уголовном кодексе есть специальная оговорка: лицо, добровольно заявившее о даче взятки, освобождается от уголовной ответственности.

— Считаю, что это бред.

— А теперь подумайте, кто больше виноват? Девушка, которую соблазнили, или молодой человек, который соблазнял?

— Есть разница. Могу сказать точно, что виноват соблазнитель. А чиновники, как правило, сами создают условия. Когда от них зависит принятие решения…

— Мы очень легко даем взятки, понимаете? Если я знаю, что я могу пойти в суд и добиться там справедливости против чиновника, фиг я ему дам взятку. Свои-то кровные кто захочет отдавать? А вот когда я знаю, что я не могу в суде добиться правды, я чиновнику дам взятку.

— Значит, вы живете в России. Потому что вы хорошо знаете, как нужно решить вопрос о гражданстве, о прописке, об оформлении земельного участка. Как грамотный юрист, вы начнете считать, сколько часов проведете в очередях, где вам будут хамить…

— Правильно. Если судебная система работает эффективно, то уже само по себе одно это сразу снижает уровень коррупции во всех остальных сферах. Но для этого нужно создать условия, при которой коррупции не будет в самой судебной системе. Не показательными процессами, не расстрелами. Есть простейшие технологические приемы. Хотите, один могу рассказать?

— Конечно!

— Представьте, что каждый судья имеет амбарную книгу. И он обязан под страхом потери судебного статуса записывать любое обращение любого лица к нему по любому делу. Ну, например, я судья, а вы тоже судья, мой сосед, коллега. Вы ко мне заходите, и говорите: «Миш, у тебя дело Петрова на какой день назначено?» Я говорю: «Володь, на третье число». Выходите, а я записываю: «Приходил Соловьев, спросил про дело Петровых, на какой день назначено». И в начале процесса по делу Петрова я как судья обязан публично огласить, кто по этому делу, когда и с каким вопросом ко мне обращался. Сколько жучков, которые бегают к судьям и устраивают передачу взяток, тут же сдохнут?!

— Нисколько.

— Все сдохнут. Потому что достаточно вашей фамилии засветиться два раза — и вас лишат статуса судьи.

— А с какой радости он запишет про меня?

— А с такой, что в нашей стране провокация — это великая вещь. И я, судья Барщевский, не знаю, Володя Соловьев, мой коллега и судья, зашел просто так или с проверкой на вшивость. Я его не запишу, а потом выяснится, что это был контрольный заход… задокументированный, где положено. И тогда лишат статуса судьи меня.

— Михаил Юрьевич, рискну вас разочаровать. А если судья Барщевский и судья Соловьев «работают» вместе? Ведь берут всегда от доверенных и проверенных людей.

— Эта схема работает в Америке 150 лет, очень эффективно.

— Будет ли она у нас работать?

— Возьмите другую вещь. Мы, по-моему, единственная страна в мире, где исковое заявление принимает судья. Не помощник судьи, а судья.

— Как же так? Помощнику ведь тоже свою взятку ухватить хочется. А его, получается, не подпускают?

— Понимаете, взяточничество — дело интимное. Касается только двоих, истца и судьи. Как только появляется третье звено, тот же помощник, со взяткой становится все очень, очень не просто.

— Да, она становится дороже…

— Борьба с коррупцией в судейском корпусе, с моей точки зрения, достаточно эффективно решается вот такими технологическими приемами. Только их надо вводить в нашу практику. И последнее. В нашей стране зарплаты судьям должны строиться по принципу плюс десять процентов. Зарплата председателя областного суда — зарплата губернатора плюс 10 процентов. Судьи настолько доверенные лица общества, что и по зарплате должны быть выше всех остальных. Я много лет проработал в Америке. Если в какой-то компании представляют человека: «Это судья Смит», все говорят: «О!». Вот отношение общества. Когда ко мне относится общество, как к плохому человеку, то я и позволяю себе плохие поступки. Когда ко мне относятся с уважением, я себе их позволить не могу.

— Михаил Юрьевич, последний вопрос. Решения судов присяжных в последнее время вызвали очень неоднозначную реакцию в обществе. Чеченцев не любим — значит чеченцев засудим. Избил кавказцев на рынке — молодец, тебя оправдают. Не опасно ли в таком тяжелом государстве в сложный исторический момент доверять принятие судебных решений суду присяжных по столь важным политическим вопросам?

— Вы сейчас говорите о шовинизме, распространенном в ментальности той или иной части населения, да? А судья, он что, с другой планеты? Судья тоже может быть заражен шовинизмом. Но судья один, а присяжных — 12 человек. Риск ошибки и предвзятого мнения здесь гораздо меньше. А вообще — это проблема общества, идеологии общества. И — судебной практики, умения работать. Хороший американский адвокат, подбирая присяжных по делу, обращает внимание на то, кто на скамье подсудимых? Чернокожий американец, латиноамериканец или белый американец. И, исходя из этого, подбирает присяжных. То же самое и по социальному положению — все учитывается. У нас же суд присяжных только зарождается. С ним еще не очень умеют работать адвокаты, прокуроры. Но за присяжными — будущее судопроизводства, это мировая практика.